действующие лица:
пролог
ПЕРВОЕ ДЕЙСТВИЕ Весело. Сцена - город в паутине улиц. Праздник нищих. Один В. Маяковский. Проходящие приносят еду - железного сельдя с вывески, золотой огромный калач, складки желтого бархата. В. Маяковский.Милостивые государи! Заштопайте мне душу, пустота сочиться не могла бы. Я не знаю, плевок - обида или нет. Я сухой, как каменная баба. Меня выдоили. Милостивые государи, хотите - сейчас перед вами будет танцевать замечательный поэт? Входит старик с черными сухими кошками. Гладит. Весь - борода. В. Маяковский.Ищите жирных в домах-скорлупах и в бубен брюха веселье бейте! Схватите за ноги глухих и глупых и дуйте в уши им, как в ноздри флейте. Разбейте днища у бочек злости, ведь я горящий булыжник дум ем: Сегодня в вашем кричащем тосте я овенчаюсь моим безумием. Сцена постепенно наполняется. Человек без уха. Человек без головы и др. Тупые. Стали беспорядком, едят дальше. В. Маяковский.Граненых строчек босой алмазник, взметя перины в чужих жилищах, зажгу сегодня всемирный праздник таких богатых и пестрых нищих. Старик с кошками. Оставь. Зачем мудрецам погремушек потеха? Я - тысячелетний старик. И вижу - в тебе на кресте из смеха распят замученный крик. Легло на город громадное горе и сотни махоньких горь. А свечи и лампы в галдящем споре покрыли шопоты зорь. Ведь мягкие луны не властны над нами, - огни фонарей и нарядней и хлеще. В земле городов нареклись господами и лезут стереть нас бездушные вещи. А с неба на вой человечьей орды глядит обезумевший бог. И руки в отрепьях его бороды, изъеденных пылью дорог. Он - бог, а кричит о жестокой расплате, а в ваших душонках поношенный вздошек. Бросьте его! Идите и гладьте - гладьте сухих и черных кошек! Громадные брюха возьмете хвастливо, лоснящихся щек надуете пышки. Лишь в кошках, где шерсти вороньей отливы, наловите глаз электрических вспышки. Весь лов этих вспышек (он будет обилен!) вольем в провода, в эти мускулы тяги, - заскачут трамваи, пламя светилен зареет в ночах, как победные стяги. Мир зашевелится в радостном гриме, цветы испавлинятся в каждом окошке, по рельсам потащат людей, а за ними все кошки, кошки, черные кошки! Мы солнца приколем любимым на платье, из звезд накуем серебрящихся брошек.. Бросьте квартиры! Идите и гладьте - гладьте сухих и черных кошек! Человек без уха. Это - правда! Над городом - где флюгеров древки - женщина - черные пещеры век - мечется, кидает на тротуары плевки, - а плевки вырастают в огромных калек. Отмщалась над городом чья-то вина, - люди столпились, табуном бежали. А там, в обоях, меж тенями вина, сморщенный старикашка плачет на рояле. Окружают. Над городом ширится легенда мук. Схватишься за ноту - пальцы окровавишь! А музыкант не может вытащить рук из белых зубов разъяренных клавиш. Все в волнении. И вот сегодня с утра в душу врезал матчиш губы. Я ходил, подергиваясь, руки растопыря, а везде по крышам танцевали трубы, и каждая коленями выкидывала 44! Господа! Остановитесь! Разве это можно?! Даже переулки засучили рукава для драки. А тоска моя растет, непонятна и тревожна, как слеза на морде у плачущей собаки. Еще тревожнее. Старик с кошками. Вот видите! Вещи надо рубить! Недаром в их ласках провидел врага я! Человек с растянутым лицом. А, может быть, вещи надо любить? Может быть, у вещей душа другая? Человек без уха. Многие вещи сшиты наоборот. Сердце не сердится, к злобе глухо. Человек с растянутым лицом. (радостно поддакивает) И там, где у человека вырезан рот, многим вещам пришито ухо! В. Маяковский. (поднял руку, вышел в середину) Злобой не мажьте сердец концы! Вас, детей моих, буду учить непреклонно и строго. Все вы, люди, лишь бубенцы на колпаке у бога. Я ногой, распухшей от исканий, обошел и вашу сушу и еще какие-то другие страны в домино и в маске темноты. Я искал ее, невиданную душу, чтобы в губы-раны положить ее целящие цветы. (Остановился.) И опять, как раб в кровавом поте, тело безумием качаю. Впрочем, раз нашел ее - душу. Вышла в голубом капоте, говорит: "Садитесь! Я давно вас ждала. Не хотите ли стаканчик чаю?" (остановился) И опять, как раб в кровавом поте, тело безумием качаю. Впрочем, раз нашел ее - душу. Вышла в голубом капоте, говорит: "Садитесь! Я давно вас ждала. Не хотите ли стаканчик чаю?" (остановился) Я - поэт, я разницу стер между лицами своих и чужих, В гное моргов искал сестер. Целовал узорно больных. А сегодня на желтый костер, спрятав глубже слёзы морей, я взведу и стыд сестер и морщины седых матерей! На тарелках зализанных зал будем жрать тебя, мясо, век! Срывает покрывало. Громадная женщина. Боязливо. Вбегает Обыкновенный молодой человек. Суетится. В. Маяковский. (в стороне - тихо) Милостивые государи! Говорят, где-то - кажется, в Бразилии - есть один счастливый человек! Обыкновенный молодой человек. (подбегает к каждому, цепляется) Милостивые государи! Стойте! Милостивые государи! Господин, господин, скажите скорей: это здесь хотят сжечь матерей? Господа! Мозг людей остер, но перед тайнами мира ник; а ведь вы зажигаете костер из сокровищ знаний и книг! Я придумал машинку для рубки котлет. Я умом вовсе не плох! У меня есть знакомый - он двадцать пять лет работает над капканом для ловли блох. У меня жена есть, скоро родит сына или дочку, а вы - говорите гадости! Интеллигентные люди! Право, как будто обидно. Человек без уха. Молодой человек, встань на коробочку! Из толпы. Лучше на бочку! Человек без уха. А то вас совсем не видно! Обыкновенный молодой человек. И нечего смеяться! У меня братец есть, маленький, - вы придете и будете жевать его кости. Вы всё хотите съесть! Тревога. Гудки. За сценой крики: "Штаны, штаны!". В. Маяковский. Бросьте! Обыкновенного молодого человека обступают со всех сторон. В. Маяковский. Если б вы так, как я, голодали - дали востока и запада вы бы глодали, как гложут кость небосвода заводов копченые рожи! Обыкновенный молодой человек. Что же, - значит, ничто любовь? У меня есть Сонечка сестра! (на коленях) Милые! Не лейте кровь! Дорогие, не надо костра! Тревога выросла. Выстрелы. Начинает медленно тянуть одну ноту водосточная труба. Загудело железо крыш. Человек с растянутым лицом. Если б вы так, как я, любили, вы бы убили любовь или лобное место нашли и растлили б шершавое потное небо и молочно-невинные звезды. Человек без уха. Ваши женщины не умеют любить, они от поцелуев распухли, как губки. Волнение не помещается. Все вокруг громадной женщины. Взваливают на плечи. Тащат. Вместе. Идем, - где за святость распяли пророка, тела отдадим раздетому плясу, на черном граните греха и порока поставим памятник красному мясу. Дотаскивают до двери. Оттуда торопливые шаги. Человек без глаза и ноги. Радостный. Безумие надорвалось. Женщину бросили. Человек без глаза и ноги. Стойте! На улицах, где лица - как бремя, у всех одни и те ж, сейчас родила старуха-время огромный криворотый мятеж! Смех! Перед мордами вылезших годов онемели земель старожилы, а злоба вздувала на лбах городов реки - тысячеверстые жилы. Медленно, в ужасе, стрелки волос подымался на лысом темени времен. И вдруг все вещи кинулись, раздирая голос, скидывать лохмотья изношенных имен. Винные витрины, как по пальцу сатаны, сами плеснули в днища фляжек. У обмершего портного сбежали штаны и пошли - одни! - без человечьих ляжек! Пьяный - разинув черную пасть - вывалился из спальни комод. Корсеты слезали, боясь упасть, из вывесок "Robes et modes". Каждая калоша недоступна и строга. Чулки-кокотки игриво щурятся. Я летел, как ругань. Другая нога еще добегает в соседней улице. Что же, вы, кричащие, что я калека?! - старые, жирные, обрюзгшие враги! Сегодня в целом мире не найдете человека, у которого Две одинаковые ноги! Занавес. Второе действие Скучно. Площадь в новом городе. В. Маяковский переоделся в тогу. Лавровый венок. За дверью многие ноги. Человек без глаза и ноги.(услужливо) Поэт! Поэт! Вас объявили князем. Покорные толпятся за дверью, пальцы сосут. Перед каждым положен наземь какой-то смешной сосуд. В. Маяковский. Что же, пусть идут! Робко. Женщины с узлами. Много кланяются. Первая. Вот это слёзка моя - возьмите! Мне не нужна она. Пусть. Вот она, белая, в шелке из нитей глаз, посылающих грусть! В. Маяковский. (беспокойно) Не нужна она, зачем мне? (cледующей) И у вас глаза распухли? Вторая. (беспечно) Пустяки! Сын умирает. Не тяжко. Вот еще слеза. Можно на туфлю. Будет красивая пряжка. В. Маяковский. (испуган) Третья. Вы не смотрите, что я грязная. Вымоюсь - буду чище. Вот вам и моя слеза, праздная, большая слезища. В. Маяковский. Будет! Их уже гора. Да и мне пора. Кто этот очаровательный шатен? Газетчики. Фигаро! Фигаро! Матэн! Человек с двумя поцелуями. Все оглядывают. Говорят вперебой. Смотрите - какой дикий! Отойдите немного. Темно. Пустите! Молодой человек, не икайте! Человек без головы. И-и-и-и... Э-э-э-э... Человек с двумя поцелуями. Тучи отдаются небу, рыхлы и гадки. День гиб. Девушки воздуха тоже до золота падки, и им только деньги. В. Маяковский. Что? Человек с двумя поцелуями. Деньги и деньги б! Голоса. Тише! Тише! Человек с двумя поцелуями. (танец с дырявыми мячами) Большому и грязному человеку подарили два поцелуя. Человек был неловкий, не знал, что с ними делать, куда их деть. Город, весь в празднике, возносил в соборах аллилуя, люди выходили красивое надеть. А у человека было холодно. и в подошвах дырочек овальны. Он выбрал поцелуй, который побольше, и надел, как калошу. Но мороз ходил злой, укусил его за пальцы. "Что же, - рассердился человек, - я эти ненужные поцелуи брошу!" Бросил. и вдруг у поцелуя выросли ушки, он стал вертеться, тоненьким голосочком крикнул: "Мамочку!" Испугался человек. Обернул лохмотьями души своей дрожащее тельце, понес домой, чтобы вставить в голубенькую рамочку. Долго рылся в пыли по чемоданам (искал рамочку). Оглянулся - поцелуй лежит на диване, громадный, жирный, вырос, смеется, бесится! "Господи! - заплакал человек, - никогда не думал, что я так устану. Надо повеситься!" И пока висел он, гадкий, жаленький, - в будуарах женщины - фабрики без дыма и труб- миллионами выделывали поцелуи, - всякие, большие, маленькие, - мясистыми рычагами шлепающих губ. Вбежавшие дети-поцелуи. (резво) Нас массу выпустили. Возьмите! Сейчас остальные придут. Пока - восемь. Я - Митя. Просим! Каждый кладет слезу. В. Маяковский. Господа! Послушайте, - я не могу! Вам хорошо, а мне с болью-то как? Угрозы. Ты поговори еще там! Мы из тебя сделаем рагу, как из кролика! Старик с одной ощипанной кошкой. Ты один умеешь песни петь. (на груду слёз) Отнеси твоему красивому богу. В. Маяковский. Пустите сесть! Не дают. В. Маяковский неуклюже топчется, собирает слезы в чемодан. Стал с чемоданом. В. Маяковский. Хорошо! Дайте дорогу! Думал - радостный буду. Блестящий глазами сяду на трон, изнеженный телом грек. Нет! Век, дорогие дороги, не забуду ваши ноги худые и седые волосы северных рек! Вот и сегодня - выйду сквозь город, душу на копьях домов оставляя за клоком клок. Рядом луна пойдет - туда, где небосвод распорот. Поравняется, на секунду примерит мой котелок, Я с ношей моей иду, спотыкаюсь, ползу дальше на север, туда, где в тисках бесконечной тоски пальцами волн вечно грудь рвет океан-изувер. Я добреду - усталый, в последнем бреду брошу вашу слезу темному богу гроз у истока звериных вер. Занавес. эпилог
1913 |
Трагедия была написана летом 1913 года. Первоначальное название - "Железная дорога", "Восстание вещей". В декабре 1913 года она была поставлена в петербургском театре "Луна-парк". Режиссером спектакля (состоялось два представления) был Маяковский, он же исполнял главную роль. В остальных ролях выступали учащиеся и любители. Декорации - П.Филонова и И.Школьника. постановка вызвала к себе резко враждебное отношение буржуазной прессы. Отдельным изданием трагедия вышла в марте 1914 года. Глубинный социальный смысл трагедии, построенной на неожиданных ассоциациях и сложнейших метафорах, был понятен в те годы далеко не всем читателям и критикам. Однако нельзя было не заметить звучащих в ней настроений тревоги, страдания и бунта. По свидетельству одного из участников спектакля, многие почувствовали "в Маяковском революционера, пусть выступающего с несколько сумбурной проповедью заступничества за изуродованные городом человеческие души, но все же разоблачающего кажущееся благополучие..." (журн. "Театр", 1938, № 4, с. 138). ...гладьте сухих и черных кошек! - Объяснение этого образа дано в статье Маяковского "Без белых флагов": "Ведь когда египтяне или греки гладили черных и сухих кошек, они тоже могли добыть электрическую искру, но не им возносим мы песню славы, а тем, кто блестящие глаза дал повещенным головам фонарей и силу тысячи рук влил в гудящие дуги трамваев".